For citation:
Firsova G. П. “Dnieper Mermaids” by A.A. Fet: Sources in Literature and Folklore (on the Problem of Fet’s Folklore). Izvestiya of Saratov University. Philology. Journalism, 2009, vol. 9, iss. 3, pp. 47-55. DOI: 10.18500/1817-7115-2009-9-3-47-55
“Dnieper Mermaids” by A.A. Fet: Sources in Literature and Folklore (on the Problem of Fet’s Folklore)
This article is the first attempt to do a complex analysis of A.A. Fet’s libretto “Dnieper Mermaids”. Fet’s text proves to be of folklore origin when comparing and contrasting this text with those by O.M. Somov, V.A. Zhukovsky, A.S. Pushkin, M.Y. Lermontov, N.V. Gogol. The main difference of Fet’s text from his predecessors’ is the elaborate system of demonistic characters (the mermaid family, the dead fiance, water goblin, wood goblin) derived from Slavonic mythological poetic images, wide range of folklore prose material and culture.
- Новонайденное либретто А. Фета «Днепровские русалки» (публикация М.Д. Эльзона) // Русская литература. 1989. № 1. С. 163–165.
- Фет А.А. Собрание сочинений и писем. Стихотворения и поэмы 1839–1863 гг. / Ред. В.А. Кошелев, Н.П. Генералова, Г.П. Петрова. СПб., 2002.
- Блок Г.П. Рождение поэта. Повесть о молодости Фета. Л., 1924. С. 71.
- Там же. С. 82.
- «Бенефис Щепкина состоялся 31 января 1841 г. в Большом театре. Разыграны были три комедии, потом был дивертисмент: пели русские песни, танцевали английскую кадриль и качучу. О водевиле Фета помину не было». (Там же. С. 72).
- «Лежа в больнице пришло мне в голову написать Водевиль. Вот я и написал, да и шлю его к тебе. А ты отдай его немедля в театральную цензуру. Разумеется, я не подписал имени, и если спросят, то напиши сочинил Сквозник-Мухановский да и все тут. Я надеюсь рублишек 200 слупить со Щепкина, он нуждается к бенефису, так если хочешь мне угодить, вороти его мне поскорей. Если куплеты похабные не пропустят – то я на особом месте шлю тут же ψευδо – куплеты, которые ты, в случае духовной смерти первых, законных, усынови на тех же местах, которые будут показаны в приложенном листке. А что далее вычеркнет кровожадная цензура, то пусть пропадет. Только во всяком случае как можно поторопись прислать его retro». (Там же. С. 70).
- Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. С. 91.
- Кайсаров А.С. Славянская и российская мифология. М., 1810. С. 164.
- Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М., 1990. С. 383–384.
- Здесь и далее текст либретто цитируется по: Фет А.А. Собрание сочинений и писем. Стихотворения и поэмы 1839–1863 / Ред. В.А. Кошелев, Н.П. Генералова, Г.В. Петрова. СПб., 2002. В скобках указывается номер страницы.
- Чулков М.Д. Словарь русских суеверий. СПб., 1782. С. 262.
- Мифологический словарь. С. 548.
- Народные тексты цит. по: Левкиевская Е. Мифы русского народа. М., 2000. С. 233–234.
- Словарь «Мифы народов мира» дает два значения этого слова: «1. Мара (маруха, мора, кикимора) в славянской мифологии злой дух, первоначально, как и марена, воплощение смерти, мора. Позднее Мара отчасти утратила связь со смертью, но сохранила свой вредный для человека характер, способность к оборотничеству; 2. Мара, в низшей мифологии народов Европы злой дух, воплощение ночного кошмара». Интересно, что Мара восходит к Марене, которая «в славянской мифологии связана с воплощениями смерти, с сезонными ритуалами умирания и воскресения природы, а также с ритуалами вызывания дождя». Последние компоненты мифологического образа напрямую отсылают его к русалочьим представлениям. См.: Мифы народов мира: Энцикл.: В 2 т. 2-е изд. М., 1998. Т. 2: К – Я. С. 110–111.
- Народная проза / Сост., вступ. ст., подготовка текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М., 1992. С. 423.
- Подробнее см.: Виноградова Л.Н. Мифологический аспект полесской «русальной» традиции // Славянский и балканский фольклор. М., 1986. С. 88–133.
- Теоретик романтизма О.М. Сомов подобным же образом описывает Горпинку, ставшую впоследствии русалкой («Русалка» 1829 г.): «И подлинно дочь <...> росла, как молодая черешня, высока и стройна; черные ее волосы, заплетенные в дрибушки, отливались как вороово крыло под разноцветными скиндячками, большие глаза ее чернелись и светились тихим огнем, как два полуистухших угля, на которых еще перебегали искорки. Бела, румяна и свежа, как молодой цветок на утренней заре». Молодая панночка Н.В. Гоголя до того, как стать русалкой, была «белая, как снег». Тексты О.М. Сомова цит. по: Сомов О.М. Были и небылицы / Сост., вступ. ст. и примеч. Н.Н. Петруниной. М., 1984. С. 136.
- Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифологическими сказаниями других родственных народов: В 3 т. М., 1995. Т. 3.С. 122.
- Данное народное представление нашло отражение и в других литературных произведениях пер. половины XIX в. Одна из русалок А.С. Пушкина напоминает другой: «Нет, пора, пора, пора: / Ожидает нас царица, / Наша строгая сестра». Кроме этого автор указывает в ремарке: «Днепровское дно. <...>. Русалки прядут около своей царицы» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 5. Л., 1978. С. 381. Н.В. Гоголь указывает в повести «Майская ночь, или Утопленница»: «Старухи выдумали, что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь <...>, а Сотникова дочка сделалась над ними главною» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Гоголь Н.В. Повести. М., 1977. С. 63.
- Подробнее см.: Одесский альманах на 1831 год. Одесса, 1831. У А.С. Пушкина представлен наказ старшей русалки не трогать людей: «Плывите вверх под небом поиграть, / Да никого не трогайте сегодня, / Ни пешехода щекотать не смейте, / Ни рыбакам их невод отягчать / Травой и тиной, ни ребенка в воду / Заманивать рассказами о рыбках». Цит. по: Пушкин А.С. Указ. соч. С. 383.
- В хрустальных чертогах живут Русалка А.С. Пушкина, Горпинка О.М. Сомова, русалки В.А. Жуковского.
- Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 123.
- Берковский Н. Народно-лирическая трагедия Пушкина («Русалка») // Русская литература. 1958. №1. С. 84.
- Заметим, что пушкинская Русалка, Горпинка О.М. Сомова – тоже обитательницы Днепра.
- Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян Ростов/на Д, 1996. С. 187.
- Там же. С. 185–187.
- Цит. по: Левкиевская Е. Указ. соч. С. 237.
- См.: Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Словарь славянской мифологии. Н. Новгород, 1995. С. 265.
- Э.В. Померанцева отмечает: «русалки – единственный образ так называемой низшей мифологии, к которому обращается восточнославянская лирическая песня». Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 79.
- Терещенко А.В. Быт русского народа. Ч. II. СПб., 1848. С. 129.Подробнее см.: Виноградова Л.Н. Что мы знаем о русалках? // Живая старина. 1994. № 4. С. 28–31.
- Наиболее ярко эта сущность русалочьего образа отразилась в произведении О.М. Сомова: «В последний день зеленой недели, когда солнце шло на полдень, она (мать Горпинки. – Т.Ф.) пошла в чащу леса, отыскала там поляну <...>. Вдруг раздался шум: с гиканьем и ауканьем, быстро, как вихрь, помчалась через поляну несчетная вереница молодых девушек; все они были в легкой, сквозящей одежде, и на всех были большие венки, покрывавшие все волосы и даже спускавшиеся на плеча <...>. Проходит день, настает ночь – Горпинка сидит по-прежнему, мертва и неподвижна. <...>. Прошел и год: все так же без движения и без признаков жизни сидела мертвая. Настала и зеленая неделя. На первый день, около полуденного часа <...> раздались гиканье и ауканье и скорый шорох шагов. <...>. Лицо Горпинки вдруг страшно оживилось, синета исчезла, глаза засверкали, какая-то неистовая и как бы пьяная улыбка промелькнула на губах. Она вскочила, трижды плеснула в ладоши и, прокричав: «Наши, наши, наши!» – пустилась, как молния, за шумною толпою и след ее пропал!». Цит. по: Сомов О.М. Указ. соч. С. 142.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 239–240.
- Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск, 1987. С. 51–52.
- Сахаров Н. Сказания русского народа. СПб., 1841. С. 212.
- Это русалочье счастье находит полную характеристику в «Русалке» О.М. Сомова: «Мать, отпусти меня погулять по лесу, покачаться на зеленой неделе и снова погрузиться в подводные наши селения. Знаю, что ты тоскуешь, ты плачешь обо мне: кто же тебе мешает быть со мной неразлучно? Брось напрасный страх и спустись к нам на дно Днепра. Там весело! Там легко! Там все молодеют и становятся так же резвы, как струйки водяные, так же игривы и беззаботны, как молодые рыбки. У нас и солнышко сияет ярче, у нас и утренний ветерок дышит привольнее. Что в вашей земле? Здесь во всем нужды: то голод, то холод; там мы не знаем никаких нужд, всем довольны, плещемся водой, играем радугой, ищем по дну драгоценностей и ими утешаемся. Зимою там тепло подо льдом как под шубой; а летом, в ясные ночи, мы выходим греться на лучах месяца, резвимся, веселимся и для забавы часто шутим над живыми. Что в том беды, если мы подчас щекочем их или уносим на дно реки? Разве им оттого хуже? Они становятся так же легки и свободны, как и мы сами. Мать! Отпусти меня: мне тяжко, мне душно будет с живыми!». (Сомов О.М. Указ. соч. С. 141). Этот же мотив встречается у В.А. Жуковского в балладе «Рыбак»: Глядит она, поет она: Зачем ты мой народ Манишь, влечешь с родного дна В кипучий жар из вод? Ах! Если б знал, как рыбкой жить Привольно в глубине, Не стал бы ты себя томить На знойной вышине. Тексты В.А. Жуковского цит. по: Жуковский В.А. Баллады. Поэмы и сказки / Предисл. К. Пигарева. М.: Правда, 1982. С. 138.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 233.
- Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 3.С. 127.
- В русской литературе 1-ой пол. XIX в. преобладала тенденция в изображении всплытия русалок при лунном свете. Так, в драме А.С. Пушкина «Русалка» героини поют: «Веселою толпою / С глубокого дна / Мы ночью всплываем, / Нас греет луна. / Любо нам порой ночною / Дно речное покидать, / Любо вольной головою / Высь речную разрезать». Отправляя русалок на землю, старшая говорит им: «Солнце село. / Столбом луна блестит над нами. Полно, / Плывите вверх под небом поиграть» (Пушкин А.С. Указ. соч. С. 378). «Старухи выдумали, – пишет Н.В. Гоголь в повести «Майская ночь, или Утопленница», – что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь в панский сад греться на месяце» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Гоголь Н.В. Указ. соч. С. 63.
- Цит. по: Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX – начала XX века. М.; Л., 1957. С. 88.
- См. основные работы по данному мифологическому образу: Сазонович И. Русские варианты сказки о женихе-мертвеце // Русский филологический вестник. 1890. Т. 24. №4; Веселовский А.Н. К народным мотивам баллады о Леноре // Журн. Министерства Народного Просвещения. 1885. Нояб.; Дестунис Г. Сказания о брате-мертвеце или женихе-мертвеце. СПб., 1886.
- Дестунис Г. Указ. соч. С. 74.
- См.: Веселовский А.Н. К народным мотивам баллады о Леноре // Журн. Министерства Народного Просвещения. 1885. Нояб.
- «Конь – в народной традиции одно из наиболее мифологизированных животных. Он воплощал связи с миром сверхъестественного, “тем светом”, был атрибутом мифологических персонажей, связан одновременно с культом плодородия, смертью и погребальным культом. По археологическим данным конь был главным жертвенным животным на похоронах, проводником на тот свет». Именно поэтому жених-мертвец является ночью на коне. Подробнее см.: Конь // Славянские древности: Этнолингв. словарь: В 5 т. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. М.: Изд-во Междунар. отн., 1999. С. 590–594.
- Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 98.
- Там же. С. 98–99.
- Е. Левкиевская уточняет: «Время водяного полдень, после захода солнца, полночь, а также при луне» (Левкиевская Е. Указ. соч. С. 342).
- Наши предки верили, что водные ресурсы находятся во власти водяного (водяника) царя, что он может их проиграть в карты, продать, отдать в приданное дочери, может замедлить и ускорить их ток. См.: Указатель сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах / Сост. С. Айвазян // Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 162–183.
- Подр. см.: Зозуленко Е. «Здесь» и «там» у Фета и Блока // Вопросы литературы и фольклора. Содержательность художественных форм. Алматы, 1994. С. 81–84.
- Данная проблема находит свое разрешение в работе: Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственноэстетические искания русского романтизма и религия (1820–1840). Новосибирск, 2001. Утверждение А. Фета о небе как «награде страждущих» отсылает к балладе В.А. Жуковского «Людмила». Мать, успокаивая дочь, говорит: «О Людмила, грех роптанье; Скорбь – создателя посланье; Зла создатель не творит; Мертвых стон не воскресит»; «Дочь, воспомни смертный час; Кратко жизни сей страданье; Рай – смиренных воздаянье, Ад – бунтующим сердцам; Будь послушна небесам» (Жуковский В.А. Указ. соч. С. 14–15).
- В творческом наследии А. Фета есть стихотворение, посвященное лешему – «К лешему» (1840 г.). В данном произведении поэт разрабатывает народные представления о том, что леший путает в лесу людей, заставляет их забираться в лесные чащобы, непроходимые места. Лирический герой обращается к лешему, чтобы он заманивал вглубь леса красавиц: На мшистом старом пне, скрестив кривые ноги, И вещей наготой блистая меж древес, Ты громче хохочи и смешивай дороги, Когда красавица зайдет в твой темный лес. Отметим, что согласно М. Чулкову, «лешие – великие охотники до женского пола». См.: Чулков М. Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и пр. М., 1786. С. 233.
- Там же.
- Цит. по: Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 30. В данной работе Э.В. Померанцева указывает: «Сравнительно поздний по своему происхождению антропоморфный образ русского лешего очень сложен и сочетает в себе элементы разных культов, однако черты повелителя лесного хозяйства действительно в нем доминируют». С. 29.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 326.
- Там же. С. 330.