Для цитирования:
Фирсова Г. П. "Днепровские русалки" А.А. Фета: литературные и фольклорные источники (к вопросу о фетовском фольклоризме) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Филология. Журналистика. 2009. Т. 9, вып. 3. С. 47-55. DOI: 10.18500/1817-7115-2009-9-3-47-55
"Днепровские русалки" А.А. Фета: литературные и фольклорные источники (к вопросу о фетовском фольклоризме)
Статья представляет собой первую попытку комплексного анализа либретто А.А. Фета «Днепровские русалки». На основе сопоставления фетовского текста с произведениями О.М. Сомова, В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя доказывается его фольклорный генезис. Главное отличие Фета от предшественников – разработка демонологических персонажей (семья русалок, жених-мертвец, водяной, леший) на основе поэтических образов славянской мифологии, широкого материала народной прозы.
- Новонайденное либретто А. Фета «Днепровские русалки» (публикация М.Д. Эльзона) // Русская литература. 1989. № 1. С. 163–165.
- Фет А.А. Собрание сочинений и писем. Стихотворения и поэмы 1839–1863 гг. / Ред. В.А. Кошелев, Н.П. Генералова, Г.П. Петрова. СПб., 2002.
- Блок Г.П. Рождение поэта. Повесть о молодости Фета. Л., 1924. С. 71.
- Там же. С. 82.
- «Бенефис Щепкина состоялся 31 января 1841 г. в Большом театре. Разыграны были три комедии, потом был дивертисмент: пели русские песни, танцевали английскую кадриль и качучу. О водевиле Фета помину не было». (Там же. С. 72).
- «Лежа в больнице пришло мне в голову написать Водевиль. Вот я и написал, да и шлю его к тебе. А ты отдай его немедля в театральную цензуру. Разумеется, я не подписал имени, и если спросят, то напиши сочинил Сквозник-Мухановский да и все тут. Я надеюсь рублишек 200 слупить со Щепкина, он нуждается к бенефису, так если хочешь мне угодить, вороти его мне поскорей. Если куплеты похабные не пропустят – то я на особом месте шлю тут же ψευδо – куплеты, которые ты, в случае духовной смерти первых, законных, усынови на тех же местах, которые будут показаны в приложенном листке. А что далее вычеркнет кровожадная цензура, то пусть пропадет. Только во всяком случае как можно поторопись прислать его retro». (Там же. С. 70).
- Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. С. 91.
- Кайсаров А.С. Славянская и российская мифология. М., 1810. С. 164.
- Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М., 1990. С. 383–384.
- Здесь и далее текст либретто цитируется по: Фет А.А. Собрание сочинений и писем. Стихотворения и поэмы 1839–1863 / Ред. В.А. Кошелев, Н.П. Генералова, Г.В. Петрова. СПб., 2002. В скобках указывается номер страницы.
- Чулков М.Д. Словарь русских суеверий. СПб., 1782. С. 262.
- Мифологический словарь. С. 548.
- Народные тексты цит. по: Левкиевская Е. Мифы русского народа. М., 2000. С. 233–234.
- Словарь «Мифы народов мира» дает два значения этого слова: «1. Мара (маруха, мора, кикимора) в славянской мифологии злой дух, первоначально, как и марена, воплощение смерти, мора. Позднее Мара отчасти утратила связь со смертью, но сохранила свой вредный для человека характер, способность к оборотничеству; 2. Мара, в низшей мифологии народов Европы злой дух, воплощение ночного кошмара». Интересно, что Мара восходит к Марене, которая «в славянской мифологии связана с воплощениями смерти, с сезонными ритуалами умирания и воскресения природы, а также с ритуалами вызывания дождя». Последние компоненты мифологического образа напрямую отсылают его к русалочьим представлениям. См.: Мифы народов мира: Энцикл.: В 2 т. 2-е изд. М., 1998. Т. 2: К – Я. С. 110–111.
- Народная проза / Сост., вступ. ст., подготовка текстов и коммент. С.Н. Азбелева. М., 1992. С. 423.
- Подробнее см.: Виноградова Л.Н. Мифологический аспект полесской «русальной» традиции // Славянский и балканский фольклор. М., 1986. С. 88–133.
- Теоретик романтизма О.М. Сомов подобным же образом описывает Горпинку, ставшую впоследствии русалкой («Русалка» 1829 г.): «И подлинно дочь <...> росла, как молодая черешня, высока и стройна; черные ее волосы, заплетенные в дрибушки, отливались как вороово крыло под разноцветными скиндячками, большие глаза ее чернелись и светились тихим огнем, как два полуистухших угля, на которых еще перебегали искорки. Бела, румяна и свежа, как молодой цветок на утренней заре». Молодая панночка Н.В. Гоголя до того, как стать русалкой, была «белая, как снег». Тексты О.М. Сомова цит. по: Сомов О.М. Были и небылицы / Сост., вступ. ст. и примеч. Н.Н. Петруниной. М., 1984. С. 136.
- Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифологическими сказаниями других родственных народов: В 3 т. М., 1995. Т. 3.С. 122.
- Данное народное представление нашло отражение и в других литературных произведениях пер. половины XIX в. Одна из русалок А.С. Пушкина напоминает другой: «Нет, пора, пора, пора: / Ожидает нас царица, / Наша строгая сестра». Кроме этого автор указывает в ремарке: «Днепровское дно. <...>. Русалки прядут около своей царицы» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 5. Л., 1978. С. 381. Н.В. Гоголь указывает в повести «Майская ночь, или Утопленница»: «Старухи выдумали, что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь <...>, а Сотникова дочка сделалась над ними главною» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Гоголь Н.В. Повести. М., 1977. С. 63.
- Подробнее см.: Одесский альманах на 1831 год. Одесса, 1831. У А.С. Пушкина представлен наказ старшей русалки не трогать людей: «Плывите вверх под небом поиграть, / Да никого не трогайте сегодня, / Ни пешехода щекотать не смейте, / Ни рыбакам их невод отягчать / Травой и тиной, ни ребенка в воду / Заманивать рассказами о рыбках». Цит. по: Пушкин А.С. Указ. соч. С. 383.
- В хрустальных чертогах живут Русалка А.С. Пушкина, Горпинка О.М. Сомова, русалки В.А. Жуковского.
- Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 3. С. 123.
- Берковский Н. Народно-лирическая трагедия Пушкина («Русалка») // Русская литература. 1958. №1. С. 84.
- Заметим, что пушкинская Русалка, Горпинка О.М. Сомова – тоже обитательницы Днепра.
- Волошина Т.А., Астапов С.Н. Языческая мифология славян Ростов/на Д, 1996. С. 187.
- Там же. С. 185–187.
- Цит. по: Левкиевская Е. Указ. соч. С. 237.
- См.: Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Словарь славянской мифологии. Н. Новгород, 1995. С. 265.
- Э.В. Померанцева отмечает: «русалки – единственный образ так называемой низшей мифологии, к которому обращается восточнославянская лирическая песня». Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 79.
- Терещенко А.В. Быт русского народа. Ч. II. СПб., 1848. С. 129.Подробнее см.: Виноградова Л.Н. Что мы знаем о русалках? // Живая старина. 1994. № 4. С. 28–31.
- Наиболее ярко эта сущность русалочьего образа отразилась в произведении О.М. Сомова: «В последний день зеленой недели, когда солнце шло на полдень, она (мать Горпинки. – Т.Ф.) пошла в чащу леса, отыскала там поляну <...>. Вдруг раздался шум: с гиканьем и ауканьем, быстро, как вихрь, помчалась через поляну несчетная вереница молодых девушек; все они были в легкой, сквозящей одежде, и на всех были большие венки, покрывавшие все волосы и даже спускавшиеся на плеча <...>. Проходит день, настает ночь – Горпинка сидит по-прежнему, мертва и неподвижна. <...>. Прошел и год: все так же без движения и без признаков жизни сидела мертвая. Настала и зеленая неделя. На первый день, около полуденного часа <...> раздались гиканье и ауканье и скорый шорох шагов. <...>. Лицо Горпинки вдруг страшно оживилось, синета исчезла, глаза засверкали, какая-то неистовая и как бы пьяная улыбка промелькнула на губах. Она вскочила, трижды плеснула в ладоши и, прокричав: «Наши, наши, наши!» – пустилась, как молния, за шумною толпою и след ее пропал!». Цит. по: Сомов О.М. Указ. соч. С. 142.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 239–240.
- Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири / Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск, 1987. С. 51–52.
- Сахаров Н. Сказания русского народа. СПб., 1841. С. 212.
- Это русалочье счастье находит полную характеристику в «Русалке» О.М. Сомова: «Мать, отпусти меня погулять по лесу, покачаться на зеленой неделе и снова погрузиться в подводные наши селения. Знаю, что ты тоскуешь, ты плачешь обо мне: кто же тебе мешает быть со мной неразлучно? Брось напрасный страх и спустись к нам на дно Днепра. Там весело! Там легко! Там все молодеют и становятся так же резвы, как струйки водяные, так же игривы и беззаботны, как молодые рыбки. У нас и солнышко сияет ярче, у нас и утренний ветерок дышит привольнее. Что в вашей земле? Здесь во всем нужды: то голод, то холод; там мы не знаем никаких нужд, всем довольны, плещемся водой, играем радугой, ищем по дну драгоценностей и ими утешаемся. Зимою там тепло подо льдом как под шубой; а летом, в ясные ночи, мы выходим греться на лучах месяца, резвимся, веселимся и для забавы часто шутим над живыми. Что в том беды, если мы подчас щекочем их или уносим на дно реки? Разве им оттого хуже? Они становятся так же легки и свободны, как и мы сами. Мать! Отпусти меня: мне тяжко, мне душно будет с живыми!». (Сомов О.М. Указ. соч. С. 141). Этот же мотив встречается у В.А. Жуковского в балладе «Рыбак»: Глядит она, поет она: Зачем ты мой народ Манишь, влечешь с родного дна В кипучий жар из вод? Ах! Если б знал, как рыбкой жить Привольно в глубине, Не стал бы ты себя томить На знойной вышине. Тексты В.А. Жуковского цит. по: Жуковский В.А. Баллады. Поэмы и сказки / Предисл. К. Пигарева. М.: Правда, 1982. С. 138.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 233.
- Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 3.С. 127.
- В русской литературе 1-ой пол. XIX в. преобладала тенденция в изображении всплытия русалок при лунном свете. Так, в драме А.С. Пушкина «Русалка» героини поют: «Веселою толпою / С глубокого дна / Мы ночью всплываем, / Нас греет луна. / Любо нам порой ночною / Дно речное покидать, / Любо вольной головою / Высь речную разрезать». Отправляя русалок на землю, старшая говорит им: «Солнце село. / Столбом луна блестит над нами. Полно, / Плывите вверх под небом поиграть» (Пушкин А.С. Указ. соч. С. 378). «Старухи выдумали, – пишет Н.В. Гоголь в повести «Майская ночь, или Утопленница», – что с той поры все утопленницы выходили в лунную ночь в панский сад греться на месяце» (подчеркнуто авт. – Т.Ф.). Цит. по: Гоголь Н.В. Указ. соч. С. 63.
- Цит. по: Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов XIX – начала XX века. М.; Л., 1957. С. 88.
- См. основные работы по данному мифологическому образу: Сазонович И. Русские варианты сказки о женихе-мертвеце // Русский филологический вестник. 1890. Т. 24. №4; Веселовский А.Н. К народным мотивам баллады о Леноре // Журн. Министерства Народного Просвещения. 1885. Нояб.; Дестунис Г. Сказания о брате-мертвеце или женихе-мертвеце. СПб., 1886.
- Дестунис Г. Указ. соч. С. 74.
- См.: Веселовский А.Н. К народным мотивам баллады о Леноре // Журн. Министерства Народного Просвещения. 1885. Нояб.
- «Конь – в народной традиции одно из наиболее мифологизированных животных. Он воплощал связи с миром сверхъестественного, “тем светом”, был атрибутом мифологических персонажей, связан одновременно с культом плодородия, смертью и погребальным культом. По археологическим данным конь был главным жертвенным животным на похоронах, проводником на тот свет». Именно поэтому жених-мертвец является ночью на коне. Подробнее см.: Конь // Славянские древности: Этнолингв. словарь: В 5 т. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. М.: Изд-во Междунар. отн., 1999. С. 590–594.
- Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 98.
- Там же. С. 98–99.
- Е. Левкиевская уточняет: «Время водяного полдень, после захода солнца, полночь, а также при луне» (Левкиевская Е. Указ. соч. С. 342).
- Наши предки верили, что водные ресурсы находятся во власти водяного (водяника) царя, что он может их проиграть в карты, продать, отдать в приданное дочери, может замедлить и ускорить их ток. См.: Указатель сюжетов русских быличек и бывальщин о мифологических персонажах / Сост. С. Айвазян // Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 162–183.
- Подр. см.: Зозуленко Е. «Здесь» и «там» у Фета и Блока // Вопросы литературы и фольклора. Содержательность художественных форм. Алматы, 1994. С. 81–84.
- Данная проблема находит свое разрешение в работе: Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственноэстетические искания русского романтизма и религия (1820–1840). Новосибирск, 2001. Утверждение А. Фета о небе как «награде страждущих» отсылает к балладе В.А. Жуковского «Людмила». Мать, успокаивая дочь, говорит: «О Людмила, грех роптанье; Скорбь – создателя посланье; Зла создатель не творит; Мертвых стон не воскресит»; «Дочь, воспомни смертный час; Кратко жизни сей страданье; Рай – смиренных воздаянье, Ад – бунтующим сердцам; Будь послушна небесам» (Жуковский В.А. Указ. соч. С. 14–15).
- В творческом наследии А. Фета есть стихотворение, посвященное лешему – «К лешему» (1840 г.). В данном произведении поэт разрабатывает народные представления о том, что леший путает в лесу людей, заставляет их забираться в лесные чащобы, непроходимые места. Лирический герой обращается к лешему, чтобы он заманивал вглубь леса красавиц: На мшистом старом пне, скрестив кривые ноги, И вещей наготой блистая меж древес, Ты громче хохочи и смешивай дороги, Когда красавица зайдет в твой темный лес. Отметим, что согласно М. Чулкову, «лешие – великие охотники до женского пола». См.: Чулков М. Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и пр. М., 1786. С. 233.
- Там же.
- Цит. по: Померанцева Э.В. Указ. соч. С. 30. В данной работе Э.В. Померанцева указывает: «Сравнительно поздний по своему происхождению антропоморфный образ русского лешего очень сложен и сочетает в себе элементы разных культов, однако черты повелителя лесного хозяйства действительно в нем доминируют». С. 29.
- Левкиевская Е. Указ. соч. С. 326.
- Там же. С. 330.